Евстафий Антиохийский (270е ﹣ около337)#Толкование Библии Доказывая, что слова чревовещательницы были произнесены Святым Духом, он считает их достойными оставаться в нетронутом виде, поскольку, как ему кажется, они относятся к Писанию; напротив, он изменяет смысл откровений, данных Богом через Моисея, которые он именует «мифами» и отказывает им в праве на буквальное понимание. Разве он не подвергает аллегории колодцы, вырытые Авраамом и его людьми122, и не растягивает свою речь таким изобилием слов, что разом уничтожает настоящее значение (этих колодцев), обращаясь к иному смыслу, хотя еще и доныне колодцы можно увидеть на земле? Разве он не истолковал образно (έτροπολογησε) события из жизни Исаака и Ревекки, говоря, что серьги и браслеты суть «золотые слова»123, и, подвергая насилию все содержание повествования, не оклеветал его, рассматривая в духовном смысле? И когда он вел разговор о многострадальном Иове, – вместо того, чтобы удивиться его терпению, похвалить труды, возрадоваться доблести, одобрить веру, описать примеры его душевной стойкости, через это преподать новообращенным увещание в добродетели, вооружить решимостью и крепостью мысли для мужественной борьбы за благочестие – он все это отбросил и, витая в облаках, впустую по-старушечьи потратил время, устремившись к именам дочерей [Иова]. О том, какой вздор он нес по поводу имен «День», «Кассия» и «Амалфеев рог»124, невозможно даже рассказать, поскольку он исполнен всяческими насмешками. А когда Ориген писал о Лазаре125, – вместо того, чтобы прославить величие дела Христова и через это доказать, что Тот, Кто Своей властью вызвал из гроба смердящего мертвеца, и произнесением слова одушевил разлагавшиеся тела, есть Бог, – ничего про это не говорит. Лазаря же, друга Господа, которого Христос не без оснований любил за добродетель, аллегорически вывел немощствующим и умершим во грехах. Однако, никто ничего такого против сего праведника ни сказал, ни написал.Рассуждение против Оригена на умозрение о чревовещательнице Секция 21Источник
